Sakhalin dreams
Сахалинские сны
These illustrations are dedicated to childhood on Sakhalin Island.
Эта серия иллюстраций — проживание воспоминаний о детстве на острове Сахалин.
I was born in Yuzhno-Sakhalinsk in the early 90s on an island that is much closer to Japan than Russia
in terms of its location (and aesthetics). There are many factories still working on Japanese equipment invented at the beginning of the XX century, the architecture has been preserved there (a little, but there is), and people know the Ainu descendants by sight.
Я родилась в городе Южно-Сахалинске в начале 90-ых на острове, который по своему местоположению (и эстетике) во многом ближе Японии, чем России. Там многие заводы ещё работают на японском оборудовании начала XX века, там сохранилась архитектура (немного,
но есть), а люди знают в лицо потомков народа Айну.
The 90s are a difficult time for Russia: political reform, social changes, chaos and freedom, flow of new goods, ideas and values and many consequences. The childhood of many Russian children born
in the 90s is associated with terrible lack of money (parents could not receive a salary for months), crime, lack of food in stores, electricity and water. There was less of this on Sakhalin: poaching provided
the table with the best seafood, fathers were sailors who brought currency, Japanese cars and the best foreign goods.
90-ые — сложное время для России: смена политической структуры, социальные изменения
в обществе, раздрай, много свобод, но столько же и последствий от этого нахлынувшего потока новых товаров, идей и ценностей. Детство многих российских детей, родившихся в 90-ые, связано со страшным безденежьем (родители могли не получать зарплату годами),
с преступностью, отсутствием продуктов в магазинах, электричества и воды. Такого на Сахалине было меньше из-за браконьерства, которое обеспечивало стол лучшими морепродуктами,
из-за отцов-моряков, привозивших валюту, японские машины и лучшие заграничные товары.
Life there (still is) connected with the concept of the "frontier", the edge of the earth, the last stop
of civilization. On the one hand, this is an absolutely subjective feeling of "timelessness" in a place where there seems to be no state, there is no Moscow and no pressure. On the other hand, there really isn't much beyond the island: the ghostly Kuril Islands, the ocean and the end of the map.
Жизнь там (и до сих пор) во многом связана с понятием «фронтира», края земли, последней остановки цивилизации. С одной стороны, это абсолютно субъективное ощущение «безвременья» в месте, где как будто нет государства, где нет Москвы и нет давления. С другой — за островом, действительно, не так и много всего: ещё более призрачные Курильские острова, а дальше – океан и конец карты.
Sakhalin became entirely Russian after the Second World War, and before that it existed as a galley, which also increases the feeling of abandonment. There is no connection with the place, there is no cultural memory and genius loci (the spirit of the place) — and we failed to put a location on the map
of universal cultural memory.
Интересно, что Сахалин целиком российским стал уже после Второй мировой войны, а до этого существовал как место ссылки каторжников, из-за чего ещё больше усиливается чувство брошенности. Нет связи с местом, нет культурной памяти и genius loci (гения места) — того, что позволяет нанести локацию на карту всеобщей культурной памяти.
My illustrations are about this duality: it starts from something very real (after all, it's your own, childish) and at the same time so elusive, mystical, absurd.
Каждая картинка говорит об этой дуальности: что-то очень реальное (ведь твоё, детское, невыдуманное, родное) и в то же время такое ускользающее, мистическое, абсурдное.
Crabs / Крабы
A memory from childhood: you go home from school, the snowdrifts on the street are higher than your height so that you find yourself on the same level with the red traffic light. The whole way is overcoming: the weather, the very long way home, the labyrinths of snowy corridors. And then, finally, your home
is so close. You go into the bathroom to warm up and wash, but the bathroom has disappeared — a dozen crabs have found shelter in it (maybe dad caught it in the morning or someone handed it over). They
are alive, looking at you with their bloodthirsty and sad eyes.
Воспоминание из детства: ты идёшь из школы домой, сугробы на улице выше твоего роста так, что ты оказываешься на одном уровне с красным сигналом светофора. Весь путь — преодоление: погоды, кажущейся очень долгой прогулки, лабиринтов снежных коридоров, когда, наконец, твой дом, такой теплый и родной. Ты заходишь в ванную, чтобы согреться и помыться, но ванная исчезла, в ней нашли приют десяток крабов (или папа наловил утром или передал кто-нибудь). Они живые, смотрят на тебя своими не то кровожадными, не то грустными глазищами.
This memory has grown into a picture where phantasmagoric creatures live their lives next to you: they smoke and shake ashes past the ashtray, read magazines, brush their teeth and do yoga on YouTube.
Этот сюжет вырос в такую картинку, где фантасмагоричные существа живут рядом с тобой своей жизнью: курят и стряхивают пепел мимо пепельницы, читают журналы, чистят зубы
и занимаются йогой по ютубу.
Seal / Тюлень
Sakhalin has wonderful nature: cliffs, rocks, obviously a lot of water (sea, ocean, rivers). There are many endemics. There are many plants whose names most of the locals do not know. Nature, which, though touched mercilessly, but which manages to remain primordial.
Сахалин — это в первую очередь природа: утёсы, скалы, очевидно много воды (море, океан, реки). Много эндемиков. Много растений, названий которых не знает большая часть местных жителей. Природа, которую хоть и трогают нещадно, но у которой получается оставаться первородной.
I wanted to portray this northern beauty, but to show it as a cozy house: so the larga seal (or Far Eastern seal), which in reality lives in the Pacific Ocean, in my drawing settled in the river — in a shower cap, with a washcloth and a duck.
Мне хотелось передать эту северную красоту, но показать её уютным домом: так на картинке поселилась ларга (или дальневосточная нерпа), которая в реальности обитает в Тихом океане,
а у меня обустроилась в реке — в шапочке для душа, с мочалкой и уточкой.
New Year / Новый год
For me this illustration is a New Year's one, although there is not a single mark in it. The New Year in the post-Soviet space is definitely associated with a table full of various hedonisms. Sparkling wine, various snacks (how could we come up with the idea of combining gelatin with meat?). Necessarily mayonnaise salads, chicken. And on Sakhalin, an Asian spirit is essential: Korean salads with spicy carrots, asparagus, eggplant, fish, rice and Japanese sweets.
Эту иллюстрацию мне хочется называть новогодней, хотя в ней нет ни одного соответствующего маркера. Новый год на постсоветском пространстве однозначно ассоциируется со столом, полным разных гедонизмов. Игристое, причудливые закуски (как вообще можно было выдумать фаршировать яйца или соединить мясо с желатином?). Обязательно майонезные салаты, горячее с курицей (или даже целая запеченная птица). А на Сахалине ко всему этому добавляется азиатский дух: корейские салаты с острой морковкой, спаржей, баклажанами, рыбой хе, рис
и японские сладости.
And, of course, a whole bucket of caviar (not only for the New Year, because it's not a festive dish, it's an everyday reality!). I remember how the adults constantly tried to manipulate and to pass each other
a caviar plate/container/bucket saying "we can't eat it anymore, there's nobody who want it, so please take it". There was so much caviar that until now my Sakhalin friends would rather prefer fried potatoes than
a red caviar sandwich.
И, конечно, целое ведро икры (не только на Новый год, ведь это не праздничное блюдо,
а обыденная реальность). Помню, как постоянно все взрослые пытались манипуляциями передать друг другу тарелку/контейнер/ведро икры под тем предлогом, что «сами есть не можем, деть уже некуда, но спасите её вы, пожалуйста». Её было так много, что до сих пор многие
мои сахалинские друзья, скорее, предпочтут, жареную картошку, чем бутерброд с красной икрой.
Ice fishing / Зимняя рыбалка
Ice fishing is an event I hated (as a child). It happens every weekend, when it's cold outside. You walk
a kilometer or two, dad makes an ice hole for you, and then a smelt, a lot of smelt. You realise it's not
so disgusting: when you're the luckiest one, when you have no time to rest because every minute you take the fish off the rod. Then a family competition (who caught the most?), and you are the winner with your 100-200 fish!
Зимняя рыбалка — ненавидимое мною (ребёнком) мероприятие. Происходит каждые выходные, зима и холод, ты идёшь по льду километр, затем прорубленная папой лунка, а затем корюшка, много корюшки. И вот уже не так противно: когда ты самый большой везунчик, когда только
и успеваешь опускать и вытаскивать свою детскую удочку. А затем семейное соревнование,
кто поймал больше, а у тебя, конечно, всегда счет за 100-200 рыб (и ты победитель!).
That's how the idea came to me. I wanted to show not only the world of conquerors, but also the under-ice world — the one that we don't really know. There, in this darkness, creatures live independently and don't know what awaits them: they sing karaoke, go shopping, fight, hug and parasitize in relationships.
С этого чувства всесильности запустилась идея иллюстрации, на которой мне захотелось показать не только мир завоевателей, но и подлёдный — тот, про который мы так мало знаем. Там в этой темноте существа живут самостоятельно, не ведая, что их ждёт: поют в караоке стайкой рыб, ходят за покупками, сражаются друг с другом, обнимаются и паразитируют
в отношениях.
