Женская кровь.
Мы истекаем кровью. Истекаем каждый день. И эта кровь становится стеной между нами.
Вы говорите, что я не “настоящая” женщина, потому что из моих гениталий не течет менструальная кровь. Получается, я буду “настоящей” женщиной, только если поплачусь за то, что я “не настоящая”. Но я уже плачу за это. Я истекаю кровью каждый день.
Эта кровь - моя и только моя. Это кровь - и есть я.
Это взбухшие кровеносные сосуды на моих глазах из-за очередной бессонной ночи на фоне болей в груди и дисфории. Кровь от прокусанных заусенцев от нервозности перед тем, как представиться своими, а не “паспортным” именем, вдруг я сделаю кому-то неудобно. Кровь от очередных порезов во время слишком усердного бритья, чтобы не осталось волос на теле, вдруг заметят, что они слишком темные. Кровь во время секса с мужчиной, которого не волнует - насколько ты расслаблена, с какой интенсивностью и силой нужно проникать сначала, чтобы не было больно. Кровь на лице после избиения одним из парней, из-за того, как ты попыталась первый раз ответить ему на оскорбления. Кровь, которую ты потенциально можешь пролить, когда поздно возвращаешься домой.
Каждый день новая причина чувствовать боль.
Видите ли вы что это на самом деле одна и та же кровь? Кровь, которая вызывает боль. Интернализированная ненависть к самой себе из-за терф-риторики (trans exclusionary radical feminism) во мне пытается возразить: “Попробуй прожить с болью от менструации, посмотрим после этого ты захочешь ли ты быть женщиной”. Словно слово женщина нужно заслужить через боль, даже не так: быть женщиной - состязаться в боли, а значит отсутствия крови у одной дает возможность самоутвердиться и хоть в какой-то мере не чувствовать свою “неправильность” в системе, где быть женщиной - унизительно, возможность поставить себя выше в провозглашенной иерархии “настоящих” женщин. Я отвечаю ей: но разве не против этих иерархий мы боремся? Это игра, которую некоторые называют Oppression Olympics или “Олимпиада угнетения”. О ней пишет, например, Джулия Серано в книге “Excluded”. Главная черта “олимпиады угнетения”, это изображения себя исключительно или в высшей степени маргинализированными, а тех, кого ты не любишь или с которыми не соглас_на, изображают “угнетателями”, которые предположительно несут ответственность за их маргинализацию. Главная проблема ее в том, что такой подход не предлагает никакого выхода или разрушения системы. “Несмотря на свою популярность, Oppression Olympics — это не активизм; это просто попытка установить или укрепить новые иерархии”. Сам процесс зацикливания на измерении боли нельзя делать основополагающим к какому-либо самоопределению. Цель борьбы - не присвоение или разделение по признаку того, какую боль ты испытываешь, по крайней мере это точно не конечная цель, но прекратить страдания, которые мы испытываем. Вас учили: вам предстоит терпеть боль, за то, что вы есть женщины, что именно это и связывает вас с понятием “женщина”. Я выучилась терпеть боль, потому что так нужно, чтобы быть женщиной.
Но что вообще, есть женщина? Как это бывает по случайному совпадению или наоборот неслучайности, когда я поставила этот вопрос в своей голове, я начала читать “Второй пол” Симоны Де Бовуар. В начале же книги она рассуждает о том, кто такая женщина: “Сама постановка проблемы сразу же подсказывает мне первый ответ. Показательно уже то, что я ее ставлю. Мужчине не пришло бы в голову написать книгу о специфическом положении, занимаемом в человеческом роде лицами мужского пола. Если я хочу найти себе определение, я вынуждена прежде всего заявить: «Я — женщина».” Для нее необходимость определять слово “женщина” и есть определение женщины. Не апелляция чисто к врожденным биологическим особенностям (хромосомам, половым гормонам, репродуктивным органам), но и не отождествление понятия женщины со статичным, неизменным, и лишь “социальным конструктом.” Это можно заметить на примере с менструацией.
Многие женщины менструируют, и, если этот процесс болезненный, боль терпеть нельзя. Однако попытаться решить эти проблемы - значит столкнуться с еще одной болью от того, что может быть сложно или невозможно найти доступную медицинскую, будь это диагностическая или любая другая, помощь, испытать стыд или почувствовать осуждение. Природа этих болей разная, одна вызвана физиологически, другая сопряжена с тем, каково проживать жизнь будучи женщиной социально. Если бы не было второго аспекта этого опыта, такой связи между менструацией как части опыта женщины могло бы и не быть. Все бы закончилось на доступе к качественной диагностике и лечении. И здесь важно отметить еще один аспект, показывающий, насколько человеческий опыт может быть уникальным и не может быть сведен к обобщению. Менструация есть не только у женщин, и если мы перестаем ассоциировать женщину и проблему, связанную с доступом к квалифицированной помощи или к средствам личной гигиены, сама проблема и необходимость ее решать не исчезает и не стирается. В то же время ставя ее отдельно, включается и иной опыт тех, у кого менструация есть. Например, у транс*маскулинных людей или цисгендерных интерсекс мужчины с вагиной, опыт пребывания у гинеколога отличается от опыта цисгендерных женщины, потому что на него наслаиваются другие аспекты стигматизации и в какой-то степени дегуманизации, потому что не женщины с менструацией могут восприниматься другими как нечто совершенно ненормальное, не свойственное человеку, не человеческое вовсе.
Во “Втором поле” Симона де Бовуар также пишет: “нравы <человека> не выводятся из положений биологии; в нем индивиды никогда не бывают сведены только к своей природной данности, они повинуются обычаю — второй натуре, в которой находят отражение чаяния и опасения, продиктованные их онтологическим отношением к миру.” Вторая натура - это и социум, и культура и психология и все то, что помимо природы является нашей природой.
В ответ на “Второй пол”, написано эссе Моник Виттинг, заглавие которого - “Женщиной не рождаются” - цитата из книги Симоны де Бовуар. Моник полемизирует: “Что значит «феминистка? Феминистка образована от слова «femme», «женщина» и означает: тот, кто борется за женщин. Для многих из нас это означает кого-то, кто борется за женщин как класс и за исчезновение этого класса. Для многих других это означает кого-то, кто борется за женщину и ее защиту, то есть за миф и его укрепление”. Женщина, продолжает она, “это не каждая из нас, это политическая и идеологическая формация, отрицающая «женщину» (продукт отношения эксплуатации). Но чтобы осознать себя классом и стать классом, мы должны сначала убить миф о “женщине”, включая его самые соблазнительные аспекты.” В ее эссе описано, что, самые “соблазнительное аспекты” - это, в том числе, и те что сводят женщину к ее способности менструировать, рожать детей, к ее репродуктивной функции или гениталиям, к “естественному”, к общепризнанной “нормальности” того, что вообще женщина есть и те, которые хочется подчеркнуть, чтобы указать, что женщины - это не мужчины, это что-то иное, “другое”, как звучит в работах Симоны де Бовуар. Моник утверждает, что идея и классификация женщин как естественной группы и являются основой дальнейшего угнетения женщин. И чтобы стать классом, который сможет побороть угнетение нам не нужно подавлять самих себя, свой индивидуальный опыт ради того, бороться за одну идею, наоборот, угнетение отдельной женщины может помочь создать еще большую картину, а каково это угнетение вообще. И как трансгендерная девушка я могу сказать, что угнетение женщин затрагивает и тех женщин, у которых менструаций нет.
Но и я и вы все же истекаем кровью. Видите ли вы что это на самом деле одна и та же кровь? Одна кровь разной природы. Вы и я верим, что именно это делает нас женщинами. Но что, если кровь - лжеиндикатор. Это не настоящие свидетельство, как мы привыкли думать, того, что есть женщина. В этом случае я бы предложила свое определение, вслед за мыслями других философинь.
Настоящее свидетельство того, что мы женщины - то, что мы готовы заявить:
“Мы женщины и мы истекаем кровью. Кровь эта разная. Какие-то женщины истекают кровью из-за того, что подверглись чрезвычайно болезненной процедуре женского обрезания. Какая-то из нас истекает кровью из-за порезов на своих руках. Какую-то женщину прямо сейчас жестко убивают на почве трансфобии. Другую женщину избивает ее же семья. Мы истекаем кровью. Смотрите на нас, смотрите пристально, осознавая, как долго вы отводили взгляды. Это не нормально, как и нет ни одной “нормы” того, как выглядит опыт женщин. Быть нормальной женщиной - не значит обязательно иметь менструацию. Быть нормальной женщиной не значит обязательно столкнуться с домашним насилием. Не нормально страдать из-за болезненных месячных, как бы нормализировано это не было, не нормально считать себя виноватой в том, что ты стала жертвой насилия. Выход за пределы нормы как такой и есть отказ от системы кириархата, которой пронизан существованием и подкреплением нормы. Это отказ от необходимости увековечивать и нарекать норму как нечто реально существующее.
Мы женщины, но мы больше не хотим, чтобы наша кровь была подтверждением каких-либо идеи в глазах других, а главное - в наших собственных. Потому что в конце концов мы должны избавиться от связи бытия женщины и боли.
Кровавая связь должна быть расторгнуты, кровная - создана. Это связь всеобъемлющая, направленная на сопереживание и на порождение сетей и пересечения опыта, который вызывал и до сих вызывает у нас боль, чтобы перерасти и вылечить источник боли, но не продолжать воспроизводить иерархии, которые эту боль нормализуют”.
