«Вне поля зрения»

 

В некотором роде, выставка «Вне поля зрения» представляет собой иллюстрацию к трем способом познания мира.

Первыми перед зрителями предстают гипертрофированные насекомые художницы Евгении Ножкиной. Это близкий к мифологическому тип познания и осмысления мира, построенный на чувственном отношении к нему, очень женский… Человек здесь еще не выделяет себя из природы, а самим природным объектам приписывает человеческие черты и свойства. В этом мире царит мистическая связь между предметами и, изображая насекомое, делая куклу, тотем, человек как бы устанавливает незримую связь с изображаемым объектом. Эти работы полны чувственности и телесности.

Но если мифологическое восприятие мира подчиняет природную необходимость только в воображении, то Егор Астапченко на первый взгляд совершает попытку окончательной культивации насекомых, превращая их в схемы, которые при необходимости можно разобрать на детали и потом снова собрать. Здесь человек, скорее, противопоставляет себя природе, делает ее предметом своей работы, культивирует ее. Такой подход к познанию мира, безусловно, роднит работы Егора Астапченок с философией и наукой Нового времени.

Однако тут сразу следует оговориться, что с другой стороны чертежи насекомых, несмотря на кажущуюся механистичность, вовсе не являются самозаводящимися машинами, напоминающими часовой механизм. Поскольку художник в своих работах постоянно обращается к наследию русского конструктивизма, использует архитектурные методы, проекты и модели, можно сказать, что это, скорее, платонические идеи, воплощенные в форме схем и чертежей,  которые постепенно упрощаясь и отсекая все лишнее, устанавливают связь с работами Сергея Ряполова.

Мартин Хайдеггер говорил, что язык – дом бытия. Следуя хайдеггеровской философии, Сергей Ряполов применяет при создании своих работ технику выговаривания, пытаюсь выговорить бытие. Но здесь следует сразу заметить, что язык существует ровно столько же времени сколько существует культура, фактически язык и культура тождественны друг другу, и совершенно понятно, что язык за столь долгий срок уже выработал, сформировал свои собственные правила, установил свои ловушки и играет с человеком в свои языковые игры. Пытаясь выговорить бытие, художник сталкивается с сами языком, с его глубинными, не попадающими при беглом взгляде на него, пластами.