Одно из самых мрачных состояний в детстве меня посещало зимним утром, когда надо было вставать в школу. Зона и так нарушенного комфорта кончалась сразу за пределами одеяла. Первым делом я подходил к окну с термометром в надежде обнаружить запредельный минус, гарантирующий моментальный карантин, но столбик ртути предательски застывал в 3-4 градусах от заветного рубежа.
Дома часто было так холодно, что приходилось зажигать на кухне все конфорки, а иногда и духовку, на открытую дверцу которой я ставил ноги, пока мама нагревала на батарее мои колготки. Доев быстро стынущий завтрак, я одевался, напяливал огромный портфель и выходил в такой крепкий дубак, что перехватывало дыхание.

Неразбитых уличных фонарей на улице было мало, да и те светили достаточно тускло своим обманчиво тёплым оранжевым светом. После сильного ночного снегопада приходилось ступать по чужим следам, а где их не было – протаптывать свои. Дойдя до запорошённой остановки на отшибе города, я переходил в режим томительного ожидания маршрутки в стае таких же хмурых сонных людей.

Ранние маршрутки нагревались внутри только за две остановки до моего выхода из них, поэтому мои царапины и отпечатки на толстом инее стекла не успевали растаять. Финишная дистанция до школы отнимала последнее тепло, поэтому сама школа казалась спасительным убежищем.